Нас и Денисыча спасет «ДОБРОТА»

Октябрь 1999 г. Арнольд Харитонов

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
Сердце будущим живет;
Настоящее уныло:
Все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.

Эти строки Александра Сергеевича Пушкина я бы поставил эпиграфом не только к рассказу о Денисыче, но и ко всей его жизни, во всяком случае, к тому ее отрезку, который проходит на моих глазах Утверждение, что жизнь сюжетна, стало банальностью Но жизнь моего героя не просто сюжетна — она закручена порою, как детектив, порою может выражать слезы умиления и сочувствия, как мыльная опера. И не только у чувствительных дамочек.

То, как он бьется на клочке земли, отвоеванной у тайги, вызывает восхищение А как он встречает удары судьбы, которые сыплются на него, словно град — не только восхищение, но и удивление, по рою и непонимание — что он, святой, что ли? Да и сам его облик — волосы до плеч, бородища — всегда, где бы он ни появился, порождает разговоры, пересуды. А появляется он вовсе не на рынке только, а без всяких комплексов идет в приемную губернатора, надо — так и повыше, был у вице-премьера Заверюхи, у министра Хлыстуна, у своего тезки и однофамильца Александра Любимова в программе «Взгляд». А сейчас собирает подписи, что бы ему дали слово на Совете Федерации — пусть наши сенаторы-губернаторы знают, о чем болеет крестьянин из сибирской глубинки.
История крестьянства Александра Денисовича Любимова невелика. Я имею в виду время, когда он решил сесть на землю и хозяйствовать самостоятельно (так-то он сельский житель, у него дом в Усть-Орде). Это было лет шесть назад. Дали ему 47 гектаров земли под лесом. И это уже выглядит как насмешка. Тот, кто едет к Денисычу, не устает удивляться он ютится на тесном клочке, а вокруг громадные массивы пустуют, заросли молочаем и сурепкой, их теперь не скоро можно в оборот вернуть А Любимов просит — дайте мне хоть 500 гектаров, хоть больше — молчок!

«Если жизнь тебя обманет…»

Да разве один раз она его обманывала! Точнее, не жизнь, а власти наши не предсказуемые, мягко говоря. Он ведь в крестьяне пошел с открытой душой (Денисыч не любит когда его называют фермером) . Искренне поверил, что государство хочет, чтобы он людей кормил. И при этом поможет, конечно. Он еще и по тому в это верил, что у него мечта была не только землю возделывать, но и (скажем, не боясь высокого стиля) души человеческие. Потому и хозяйство назвал «Добротой».

Когда-то испытав на себе все последствия мужских грехов, лет тридцать с лишним назад он решил — все, с водкой, куревом и другими шалостями кончаю навсегда, отец в семье должен быть трезвым, иначе это не семья. А так как по натуре Любимов человек деятельный, то со временем он захотел и другим помогать справиться со слабостями. Для этого и создавал «Доброту».

Надеялся, что поедут туда люди, прибитые жизнью, заблудившиеся в ней. Найдут там работу, здоровую пищу, нормальное общение. Для бесприютных, обездоленных ребятишек он мечтает создать школу, верит, что поедут сюда учителя-подвижники, может, и семьи начнут приезжать, и пойдет здесь нормальная жизнь — в трудах, учебе, заботе друг о друге, трезвая и рассудительная.

Скажете, утопия, прекраснодушные мечтания? Может быть, и так — трудно представить себе остров душевной гармонии в нашей одичавшей стране. Но — как знать? В конце концов, многие замечательные дела начинались с этого — с мечты, которая казалась бредовой. А по том говорили — как же мы сами-то не догадались? У Денисыча хорошие руки, светлая голова, доброе сердце, и при всем этом — такой запас веры в себя, в то, что в конце концов все будет хорошо, что хватит на нас с вами и еще останется!

А именно это качество ему очень понадобилось в новом деле. Он пришел в него с открытой душой, веря, что власти оценят его усилия и помогут. Но скоро пришлось усомниться в этом. Землю дали в лесу, хотя рядом пустуют из года в год громадные массивы; Да и то приезжали нетрезвые аборигены с претензиями — ты почему землю занял, тут мой дед овец пас? Да что, мало вам земли, что ли, говорил Денисыч, вон ее сколько… Посещал и рэкет, дескать, делиться, дед, надо. И к этим быкам с добрым словом — да вы что, сынки, чем делиться-то, сам гол как сокол… Постепенно отстали, привыкли, видимо, что живет за Усть-Ордой, возле Кударейки, какой-то волосатый чудик, ну и пусть живет.

Были бы это последние напасти… Главное — власть обманула. Когда заманивали в фермерство (почему-то предпочли это заморское название, когда есть исконно русское — крестьянин), чего только не обещали! Но главное — был указ президента, по которому каждому, кто построит животноводческие помещения, проведет электроэнергию и канализацию, все затраты будут компенсированы. Поверив в это, Денисыч взялся за дело. Построил животноводческие помещения, завел коров, свиней, пасеку… Коровы замычали, пчелы начали летать, взялись люди пахать-сеять… Жизнь пошла!

К этому времени относится его история с волосами и бородой. Он тогда дал слово, что не будет стричься и бриться, пока в «Доброте» не загорятся лампочки. Это оказалось не так просто, впрочем, как все у нас… То столбы не так вкопали, то врезались не так. Но, в конце концов, свет загорелся.

Гляжу, а он опять в своем прежнем обличий. «Чего же ты теперь в парикмахерскую не идешь? » — спросил я. «Теперь не пойду до тех пор, пока меня Ельцин не примет», — ответил Любимов, а я подумал — ходить ему в таком виде по гроб жизни. Хотя, зная настырность крестьянина, тут же и усомнился — кто его знает, может, и эту стенку пробьет. Нет, не пробил, да и президент с некоторых пор стал ему не интересен.

А чего это он по властям ходит, спросите вы, наверное, выбивает для себя всяческие льготы? И ошибетесь. Хотя логично предположить, что так и есть, тем более что государство ему крепко задолжало — по тому же президентскому указу долг тянет где-то под миллиард старыми. Правда, этот должник известно какой — свои долги он забывает начисто, но наши — помнит крепко. Попробуй налоги не заплати! Да что налоги, кредит на развитие, средства за взятую в лизинг технику из него клещами тянули — отдай и не греши, а то по миру пустим. Никому нет дела, что техника эта старенькая, выходит на посевную да на уборку только благодаря золотым рукам старшего сына Денисыча, Саши. Хорошо хоть кредит ему нынешний губернатор Борис Говорин простил, но для этого Денисычу надо было сгореть. Об этом позже.

Так чего он по властям ходит, что собирается в Совете Федерации говорить? И ведь пробивается в самые высокие, тщательно охраняемые двери, правда, пускают ненадолго, явно чтобы отмахнуться, как от жужжащего насекомого. А говорит он всем одно и то же — когда вы создадите законы, которые поставят всех, кто работает на земле и живет от нее, в одинаковые условия? Когда будете поддерживать настоящего крестьянина, а не того «фермера», который на заре перестройки взял землю и кредиты, землю забросил, а деньги до сих пор крутит, коммерцией занимается. Дайте жить крестьянину, наконец! Подумайте о том, что без этого нам не выжить. А кто будет заботиться о трезвости в обществе? У пьяного хозяина и земля, и семья — сироты.

Теперь понятно, почему высокие чиновники смотрят на него как на юродивого? И только и мечтают, чтобы этот странный мужичок скорее ушел и не будоражил бы их сановные мысли. А Заверюха вообще чуть со стула не упал, когда услышал: «Помогите мне с президентом встретиться». «Да ты что, — оторопел вице-премьер, — я сам его раз в полгода вижу. А зачем тебе, что ты ему сказать собираешься?»

«Я бы ему сказал – Борис Николаевич, дайте слово мне и моей семье, что не будете пить водку». «Вот, я таки знал, что ты непьющий, — обрадовался Заверюха, — у меня тесть такой же придурок!»
Скажите, можно ли ждать толку от таких визитов?

К Александру Любимову во «Взгляд» он вообще попал явочным порядком. Просто пришел на проходную в Останкино и сказал: «Ребята, мне к Любимову надо, во «Взгляд». Ребята в камуфляже аж рты поразинули от удивления. «Да ты что, дед, кто же тебя такого пустит?» «Сынки, да я же сам Александр Любимов!» В документы посмотрели — точно! И давай звонить. Пропустили. Говорил Денисыч полчаса, в эфире оставили… минуту – кому нужны рассуждения крестьянина?

Правда, потом взглядовцы к нему в «Доброту» пожаловали. И надо же было именно в этот день случиться беде! Гостей он, конечно, принял со всем радушием, показал дом, а домина у него тогда был громадный, в три этажа, с подвалом, а наверху, над крышей, еще и светелку приспособил с прекрасным видом на все стороны света, иконы повесил, свечи по ставил — мечтал там молельную комнату для семьи сделать, да священники все никак освятить ее не хотели. Вот с нее-то все и началось…

Москвичам домашняя церковь очень понравилась, они снимали ее, сколько хотели, Денисыч для них все свечи зажег. Потом собственноручно и погасил. А когда пошли по хозяйству — каких-нибудь пятнадцать минут прошло — увидели: горит, пылает светелка.

Конечно, можно было бы спасти, погасить… Если бы была солярка для тракторов — воду подвезти, если бы хоть ка кая связь была — вызвать пожарных, да, если бы день безветренный.
Громадное строение сгорело дотла.
Под одной крышей были — жилье для всей большой семьи Любимовых, цеха по переработке мяса и молока, гараж-мастерская… Остались без крова, без документов, без одежды и продуктов… Без постелей и кухонной утвари. Есть от чего впасть в отчаяние…

Знаете, что меня больше всего поразило? Настолько, что это, может быть, одно из самых сильных удивлений в моей жизни… Это было в прошлогоднем апреле, после пожара. Мы приехали в «Добро ту» совершенно убитые тем, что увидели на месте громадного здания, которым не уставали восхищаться, чернело страшное пепелище. А Денисыч… принялся нас утешать, мол, ничего страшного, на все воля Божья, это Бог посылает испытание, и его надо выдержать… Ничего же не случи лось, все живы, руки, ноги целы — будем заново строиться.
«В день уныния смирись»

Мы тогда подняли крик на всю область — поможем крестьянину-погорельцу на Руси испокон века так делали! И докричались… до таких же неимущих, как Любимов. Вот эти-то бедные люди делились последним — ношеную одежонку приносили, сапоги, валенки, муку, сахар, в общем, кто что мог. А богатые — те как в рот воды набрали, сделали вид, что ничего не заметили. Может, они газет не читают, телевизор не смотрят? Подарили, правда, верхового коня, он, бедняга, на городской пище совсем обессилел, еле ноги передвигал. Насилу выходили. К делу его пока не приставят — пробовали на нем скот пасти, пока не получается. Впрочем, один богатый откликнулся. Но не из Иркутска, а из Москвы. Иосиф Кобзон узнал о беде сибирского крестьянина из того же «Взгляда» и пожертвовал ему 10 000 долларов да две очень ценных иконы. Этих денег как раз хватило, чтобы посевную провести. А потом поющий депутат сам в гости приехал, подарки привез — посуду, постельное белье да магнитофон — пусть в «Доброте» музыку слушают! Неплохая поддержка!

В таком состоянии вступил Денисыч в прошлую зиму. Зимовали они всей семьей в бане, приведя ее в пристойный вид.

А нынче приехали мы в «Доброту» по весне и ахнули — стоит… не дом даже, а башня целая, красуется свежим деревом. А наверху светелка — красивее прежней, шестигранная, с маковкой. Такой дом придумал себе Денисыч без всякого архитектора, а какая красота получилась! Рядом начала подниматься школа «Доброты», уже первый этаж новыми рамами сверкает. В теплице рассада зеленеет — не умерло хозяйство, и теперь ясно — не умрет!
За забором в гору в лесу дорожка пробита — там собираются храм, часовенку делать. Чуть в сторонке место под пруд расчищается, для ребятишек, для внуков Денисыча — радость. А если кто-то подведет себя к святому крещению — купель готова. Это — главная цель Александра — Любимова — чтобы заблудшие души, которых он у себя принимает и пытается обогреть, приходили к покаянию, а от него — к оглашению и крещению.

А о том, что «Доброта» спасет Россию, Денисыч рассуждает очень просто: «Вот у меня сейчас пятнадцать человек бездом¬ных душу отогревает. А всего в России 150 миллионов живет. Раздели это на пятнадцать, что получится? Вот и создайте столько хозяйств таких, как «Доб¬рота» — всех и обогреем…»

Я же говорю — утопист… Но ведь строит же, делает!

Оставить комментарий